Н. Ю. Сухова

СТОЛЕТНИЙ ВКЛАД В «ДУХОВНУЮ УЧЕНОСТЬ»:
ВЫПУСКНИКИ ВОРОНЕЖСКОЙ ДУХОВНОЙ СЕМИНАРИИ В РОССИЙСКИХ ДУХОВНЫХ АКАДЕМИЯХ (1817–1917)
Данная статья посвящена выпускникам Воронежской ДС, продолжившим свое образование в высшей духовной школе – четырех духовных академиях России, – их научной и церковной деятельности.
Выпускники и преподаватели Воронежской ДС всегда ответственно относились к истории родной шк. – далеко не всякая российская семинария может похвалиться таким комплексом исследований и собранных материалов. К нему относятся и фундаментальное исследование преп. Воронежской ДС П. В. Никольского по истории семинарии 1745–1874 гг. с дополнением вплоть до 1899 г. ; и записка учившегося в семинарии Е. А. Болховитинова – будущего Преосвященного Евгения (Болховитинова) ; и отдельные статьи по тем или иным аспектам семинарской жизни в «Воронежских епархиальных ведомостях» ; и публиковавшиеся там же и отдельными брошюрами материалы по начальствующим и выпускникам семинарии . Тем не менее история семинарии требует внимания и современных исследователей. Во-первых, лишь сейчас можно охватить не только весь период дореволюционной деятельности Воронежской ДС, но и проследить судьбы ее начальствующих, учащих и учащихся. Во-вторых, в настоящее время изучение духовно-учебной традиции, привлечение к ней внимания начальствующих, учащих и учащихся является практически значимым: в процессе бурных перемен, охвативших всю российскую научно-образовательную область, в том числе и духовную школу, важно сохранить то главное, ради чего она существует, что жертвенными трудами выявляли, формировали наши предшественники.
Одним из важных и проблемных вопросов из истории каждой духовной семинарии является участие ее выпускников в развитии «духовной учености», которое преимущественно связывалось с продолжением образования в духовной академии и последующим научным и учебным служением. Юбилей, празднуемый Воронежской ДС в 2015 г., побуждает обратить особое внимание на эту сторону семинарской деятельности, то есть выявить списки воронежцев-академиков, особенности их учения в высшей духовной школе, тематику квалификационных работ, дальнейшие научные успехи.
Хронологические рамки исследования определены, с одной стороны, 1817 г. – первым попаданием воронежца в высшую духовную школу, выстроенную по новым принципам в результате реформы начала XIX в.; с другой стороны, 1917 г. – революцией и развалом российской духовно-учебной системы. Хотя Воронежская ДС прекратила свое существование летом 1918 г., в этом году никто из ее выпускников в академии уже не поступал.
Источниковая база состоит как из опубликованных, так и из неопубликованных документов – конкретизация ее состава приведена во вводной статье.
Все выявленные данные включены в общий справочник по выпускникам; «академическая» часть статьи по каждой персоналии включает годы поступления в академию и ее окончания, тему выпускного сочинения; сохранность в архивных фондах личного дела и выпускной работы; в случае если выпускник академии представлял диссертации на соискание высших ученых степеней, то темы и выходные данные этих работ.
* * *
Основную часть статьи следует предварить краткой предысторией отношений Воронежской семинарии с духовными академиями еще дореформенного периода, то есть в конце XVIII и самом начале XIX в. Так, еще в 1772 г. студент и одновременно преп. Воронежской семинарии Павел Вицинский отправился повышать свой уровень в Киевскую академию. Следует отметить, что одновременно с ним еще один студент семинарии, имевший одновременно уроки в грамматическом классе, – Тихон Смирнский – продолжил обучение в Троице-Лаврской семинарии, славившейся подготовкой учителей. Оба они, вернувшись через пять лет в родную школу, продолжили преподавание .
В 1785 г. еще два лучших студента Воронежской ДС – Евфимий Болховитинов и Иван Богомолов, оставив родную школу после философского класса, отправились в Московскую славяно-греко-латинскую академию для «изучения философии и греческого языка». Первый из них по возвращении через три года успешно преподавал в родной семинарии 12 лет . Но все эти отправления в академии носили случайный характер, система же начинает выстраиваться только в начале XIX в.
Основная часть статьи состоит из двух разделов. В первом приведены общие данные по выпускникам Воронежской ДС, поступившим в духовные академии (приоритеты, степень успешности, некоторая статистика); во втором выделены основные научные направления кандидатских и магистерских диссертаций, представляемых воронежцами при окончании академий. Следует отметить, что в данной статье приводится лишь обзор основных направлений исследований воронежских «академистов»: полноценное изучение научного вклада выпускников Воронежской ДС предполагает научный проект, разработку которого, надо надеяться, инициирует юбилей семинарии. По мере необходимости в статье обращается внимание на духовно-учебный контекст, отмечаются те или иные изменения, вносимые в духовно-академическую деятельность новыми Уставами или какими-то важными указами.
* * *
1. Начать основную часть следует с реформы 1808–1814 гг.: именно в результате ее проведения духовная школа была разделена на четыре непересекающиеся ступени, каждая из которых могла сосредоточиться на решении своих особых задач. При этом духовной школой в непосредственном смысле слова, то есть школой подготовки духовенства, пастырей – стала средняя ступень семинарии . Перед высшей же ступенью – академиями – были поставлены две главные задачи: подготовка преподавателей для семинарий и, разумеется, для самих себя; и – что очень важно! – развитие «духовной учености». Кроме того, академии должны были стать центрами духовно-учебных округов, как в организационно-административном, так и в учебно-методическом отношениях: принимая лучших выпускников семинарий своего округа, готовить их к преподаванию и ученой деятельности; составлять для семинарий учебные пособия и методические указания; способствовать продолжению духовно-просветительской и ученой деятельности выпускников . Хотя и до этой реформы в России были духовные академии – в 1701 г. этого статуса удостоились Киевская и Московская школа, а в 1797 г. – Санкт-Петербургская и Казанская – пореформенные академии должны были стать школами принципиально новыми. В частности, они получали право научно-богословской аттестации, то есть присуждения ученых степеней: кандидата и магистра богословия – для констатации успехов выпускников академий (соответственно 2-го и 1-го разрядов); доктора богословия – для увенчания литературно-богословских достижений зрелых ученых . Эти степени или «градусы» становились мерилом «духовной учености», что, разумеется, воспринималось не так просто. Так, преподавателей СПбДА иеромонах Филарет (Дроздов), будущий святитель Московский, писал в 1812 г.: «…когда в Церкви оскудели учители, тогда явились доктора, профессора и бакалавры. Дух Евангельский, подобно как спирт, стали измерять градусами» . Однако через два года сам святитель Филарет стал доктором богословия, а в качестве ректора СПбДА участвовал в присуждении и утверждении первых магистерских и кандидатских богословских степеней выпускникам I курса преобразованной СПбДА.
Согласно проекту реформы 1808–1814 гг. Воронежская семинария относилась к Киевскому духовно-учебному округу; но так как семинарии этого округа были открыты по новому Уставу в 1817 г., а сама КДА – в 1819 г., два года Воронежская семинария находилась в подчинении СПбДА . Именно поэтому в 1817 г. в СПбДА отправился иеромонах Виссарион (Яшин; Вишневский ) – выпускник дореформенной Воронежской ДС 1815 г., проработавший в ней два года учителем гражданской истории, а в 1816 г. постриженный в монашество . Так как четырехлетний академический курс в это время был разделен на два двухлетних отделения: младшее – общеобразовательное, а старшее – богословское, общая подготовка иеромонаха Виссариона была сочтена достаточной, и он был помещен сразу в старшее (богословское) отделение. Благополучно окончив академию летом 1819 г., о. Виссарион преподавал философию, был инспектором и и. д. ректора Вологодской ДС, но в дальнейшем имел очень непростую судьбу: настоятельствовал в Вологодском монастыре, затем был перемещен в число братии Соловецкого монастыря, а с 1830 г. – в Вышенскую пустынь .
В том же 1817 г. в СПбДА было отправлено еще два представителя Воронежской ДС – и тоже не со школьной скамьи. Один из них – выпускник еще дореформенной Воронежской ДС Яков Минич Кораблинов 1809 г. – слушал исторические и политические науки в Московском ун-те, затем какое-то время учился в Московской Славяно-греко-латинской академии, преподавал в родной Воронежской семинарии греческий и немецкий языки, а в 1817 г. был отправлен в Петербургскую духовную академию «для образования высшим наукам». В дальнейшем он преподавал в Черниговской ДС и Казанском университете, но, как ни странно, не богословие, а политическую экономику и дипломатику . Третий воронежец, попавший в 1817 г. в СПбДА, Стефан Карпович Сабинин – выпускник семинарии 1814 г., три года до академии преподававший в родной семинарии греческий, латинский и немецкий языки. Этот студент не только окончил столичную академию 3-м магистром по разрядному списку, но оказался одним из самых талантливых ее выпускников первых десятилетий, был оставлен в академии преподавателем немецкого языка, но через два года был определен священником при миссии в Копенгагене, а в дальнейшем переведен в Веймар духовником великой княгини Марии Павловны . О его трудах будет сказано во втором разделе статьи.
Как только КДА открылась по новому Уставу, Воронежская ДС была полноценно включена в поле ее попечения. Предписанием Комиссии духовных училищ о формировании I курса новой КДА, которое было дано окружному Правлению СПбДА, выпускникам Воронежской ДС выделялось 4 места . На эти места были отправлены Платон Иванович Ставров, Андрей Демьянович Граников, Захарий Иванович Трояновский и Иван Яковлевич Федоров, которые благополучно окончили КДА в 1823 г.: первые два – магистрами, третий – со степенью старшего кандидата (то есть, с правом на получение степени магистра «по выслуге одного года в училищной службе с одобрением местного начальства») , четвертый – младшего кандидата (то есть без указанного права) . При этом П. И. Ставров и А. Д. Граников в числе лучших выпускников были оставлены в самой академии на бакалаврских должностях: первый – по классу церковного красноречия или церковной словесности, второй – по классу гражданской истории . Впрочем, у П. И. Ставрова (†1833) ответственность перед родной семинарией вскоре перевесила: в 1827 г. он, согласно личному прошению, был перемещен на открывшуюся в Воронеже вакансию профессора философии . А. Д. Граников (†1860) же до конца своих дней служил в КДА: с 1831 г. в должности экстраординарного, а с 1836 г. – ординарного профессора всеобщей гражданской истории .
В последующий период каждые два года – так как академический курс делился на два двухлетних отделения, выпуски и наборы новых студентов в КДА совершались по нечетным годам – в Киев направлялись от 2 до 5 лучших выпускников Воронежской ДС, которые с большей или меньшей успешностью завершали академический курс. Правда, были и случаи земной кончины воронежцев в стенах академии. Случались для воронежцев и более «урожайные» годы в КДА: так, в 1829 г. Конференция КДА, с согласия Комиссии духовных училищ, вызвала в состав нового VI курса целых 8 представителей Воронежской ДС .
Следует отметить, что в первые десятилетия XIX в. по-прежнему актуальным оставалось «донорство» духовной школы в пользу медицинских учреждений – прежде всего, Медико-хирургической академии. Этот порядок XVIII в. был подтвержден в проекте реформы начала XIX в., составленном в 1808 г.: студенты духовных семинарий как 1-го, так и 2-го разрядов предназначались, кроме священнического и учительского служений, к «увольнению в Медико-хирургическую академию соразмерно требованию оной» . И, хотя окончательный вариант Устава 1814 г. не упоминал о Медико-хирургической академии, выделяя для выпускников духовных семинарий лишь два главных поприща – священническое и учительское, не считая, разумеется, продолжения образования в академиях, традиция была жива. Так, в 1820–1850-х гг. нередкими были централизованные «откомандирования» студентов духовных семинарий в Медико-хирургическую академию . Однако и для самих семинаристов медицинское поприще было очень привлекательным, так что нередко лучшие выпускники предпочитали его духовно-академической перспективе, что можно заметить и по списку выпускников Воронежской ДС. Этот самовольный уход лучших сил из духовного ведомства неоднократно вызывал недовольство церковной власти: так, в 1824 г. был издан указ Комиссии духовных училищ о запрещении воспитанникам духовных семинарий пытаться уйти в Медико-хирургическую академию без разрешения местного начальства . При этом Правление Воронежской ДС, видимо, относилось к случаям ухода своих воспитанников на светские поприща слишком снисходительно, что вызвало в 1835 г. особый указ Комиссии духовных училищ, запрещавший Воронежскому семинарскому правлению «впредь по собственному усмотрению увольнять учеников духовно-учебных заведений в светские учебные заведения» .
Из выпускников КДА 1820–1830-х гг. особо следует отметить трех воронежцев: Василия Николаевича Карпова (1825), Федора Спиридоновича Шимкевича (1827) и Петра Семеновича Авсенева (1833) – каждому из них удалось не только найти свою дорогу в «духовной учености», но и выработать особые ее направления. Все они завершили академический курс в числе первых магистров: первый – 5-м, второй – 2-м, третий – 8-м по разрядным спискам – и, разумеется, были оставлены в самой академии или для начала в Киевской ДС – для преподавания новых языков, немецкого и французского. Но в дальнейшем их судьбы были различны. В. Н. Карпов (†1867), прослужив четыре года в Киевской ДС, был переведен в КДА, где преподавал до 1833 г. (последние два года философские науки), а затем был перемещен в СПбДА. Именно ему было суждено стать основателем петербургского духовно-академического философского направления, которое с определенной условностью можно назвать научной школой . Ф. С. Шимкевич (†1843) в 1831 г. перевелся на профессорскую должность в родную Воронежскую ДС, но через год переехал в Петербург, где занимался в основном учеными филологическими трудами, плодом которых стал известный «Корнеслов русского языка» . П. С. Авсенев (†1852) же прослужил в КДА до 1850 г.: с 1836 г. бакалавром, а затем и профессором философских наук, причем с 1836 г. преподавал параллельно философию и в Киевском университете. В 1844 г. он принял монашество с именем Феофана, в 1846 г. был возведен в сан архимандрита и вскоре назначен инспектором академии, став для многих студентов примером служения церковной науке. В 1850 г. он был определен настоятелем русской посольской церкви в Риме, где и почил через два года . Несмотря на довольно широкую известность архимандрита Феофана и его идей, степень их влияния на младших коллег и учеников требует дополнительного исследования – представляется, что это одна из ярчайших страниц научной истории КДА.
Однако строгое разграничение духовно-учебных округов на практике соблюдалось только в первые десятилетия реализации реформы, да и то не совсем четко. Так, СПбДА и в 1820–30-х гг. иногда принимала по старой памяти выпускников Воронежской ДС. Двоих из этих студентов следует помянуть особо, ибо их судьбы ярко проявляют особое место высшей духовной школы в науке и церковной жизни, которое определялось постепенно.
Первый из них – Александр Федотов-Чеховский, сын таганрогского священника, известного принятием последней исповеди императора Александра I, – стал участником знаменитого «проекта Сперанского». С конца 1820-х гг. русское богословие начало осмыслять свое место в системе научного знания и связь с другими ее составляющими. Одним из важнейших научных направлений, потребовавших активизации этой связи, стала юриспруденция. Подготовка Свода законов Российской империи и правовое оформление всех сторон государственной, образовательной и общественной жизни России в условиях синодальной системы, разумеется, требовали экспертов, имеющих богословскую компетентность. Поэтому проект М. М. Сперанского по созданию при Втором отделении императорской канцелярии «школы профессоров российского права» был рассчитан на выпускников как университетов, так и духовных академий. В 1827 и 1829 гг. из СПбДА и МДА отбирались по три лучших студента, которые после обучения при II отделении Собственной Е. И. В. Канцелярии и в Санкт-Петербургском университете еще три года изучали юриспруденцию в Берлинском университете под руководством Фридриха Карла Савиньи. Одним из этих избранников в 1829 г. и стал выпускник Воронежской ДС 1827 г. и студент СПбДА Александр Федотов-Чеховский. Вернувшись в 1834 г. в Россию и выдержав испытание на степень доктора законоведения, А. А. Федотов-Чеховский стал профессором юридического факультета сначала Харьковского, а затем Киевского университетов. Хотя этот представитель Воронежской ДС был потерян для богословской науки в узком смысле слова, на личном уровне он осуществил синтез богословско-правового образования .
Вторым представителем Воронежской ДС в СПбДА, имевшим особую судьбу, стал выпускник того же года Феофан Киселевский. Окончив лишь младшее отделение академии, он откликнулся на призыв послужить апостольскому делу, принял постриг с именем Феофилакт и отправился в Пекинскую духовную миссию. Казалось бы, и этот путь был уходом от «духовной учености» в узком смысле слова – и академия отказалась присудить о. Феофилакту кандидатскую богословскую степень за представленное им сочинение «Почему принятие христианской веры называется в Священном Писании новым рождением» . Но, разумеется, поддержка миссий была одним из жертвенных служений духовной учености, и иеромонах Феофилакт засвидетельствовал это своей жизнью (†1840).
С конца 1830-х гг. выпускники Воронежской семинарии стали появляться чаще и в других академиях, хотя доминирующее значение КДА для них сохранялось. Так, с 1837 г. была более основательно налажена связь с СПбДА, а в 1844 г. проложена тропа воронежских семинаристов в МДА. Так как МДА образовывала новые курсы по четным годам, а Воронежская ДС, как и все семинарии Киевского округа, совершала выпуски по нечетным, для поступления в МДА приходилось покидать высшее – богословское – отделение после первого года или ждать год после окончания курса. Но это мало смущало воронежских семинаристов: так, в 1840–60-х гг. почти с каждого курса один-два лучших студента оставляли семинарию в середине старшего отделения и отправлялись в МДА. Участие воронежцев в деятельности четвертой – Казанской – Духовной академии относится уже к следующей эпохе, первый прецедент их появления в Казани отмечен в 1875 г. Но до 1869 г. статус «волонтеров» не был определен: академическое начальство могло принять выпускника семинарии, стремившегося в академию без официального направления семинарии, даже определив его на казенное содержание, могло и не взять.
Но и из рекомендованных семинарским начальством выпускников не все поступали в академии: одни не могли преодолеть вступительных испытаний, другие признавались негодными по здоровью. Так, первый по разрядному списку выпускник Воронежской ДС 1851 г. Федор Иванухин не прошел по результатам вступительных экзаменов в СПбДА . Годом позже первый по разрядному списку выпускник следующего курса Воронежской ДС Андрей Соболев не смог поступить по тем же причинам в МДА .
Здоровье семинарских абитуриентов было очень острой проблемой, причем Воронежская ДС страдала от этого довольно сильно. Так, еще в мае 1825 г. в Киеве скончался выпускник Воронежской ДС 1821 г. Николай Лукашевич, не успевший сдать итоговых экзаменов за академический курс ; в 1827 г. в той же академии умер воронежский студент низшего отделения Сергий Куфаев, а через год – его однокурсник по семинарии и академии Михаил Орлов . В мае 1843 г. Синодом было издано особое постановление, обращавшее внимание семинарских Правлений на то, что направлять в академии следует только здоровых выпускников, способных понести нелегкое бремя высшего духовного образования . Но, как свидетельствуют документы, эта проблема сопутствовала нашей духовной школе и в дальнейшем.
В 1860-х гг. заметной тенденцией в духовно-учебной среде стало стремление семинаристов в университеты. Разумеется, это явление нельзя считать чем-то совершенно новым: связь российских академий и семинарий с Московским университетом и медицинскими учреждениями была достаточно крепкой в XVIII в., да и в 1820–50-х гг., как было показано выше, духовное юношество при необходимости рекрутировали на иные учебные поприща. Но в 1860-х гг. этот процесс был стимулирован общим настроем «невольник – не богомольник», который в 1863 г. был официально узаконен дарованием семинаристам беспрепятственного права поступать в университеты . Не миновало это настроение и выпускников Воронежской семинарии. Так, в 1864 г. лучшие по разрядному списку воспитанники XLII курса Воронежской ДС Дмитрий Тимофеев, Иван Красовский и Илья Комаревский, покинув высшее отделение в середине обучения, поступили в МДА; однако через год они оставили академию и поступили в Московский университете: первые два – на медицинском факультет, последний – на юридический . Вскоре Дмитрий Тимофеев перевелся на юридический факультет.
И в последующие годы нередко лучшие выпускники Воронежской ДС отказывались от направления в духовные академии в пользу Медико-хирургической академии или университета.
В 1867–1869 гг. сами духовно-учебные округа были упразднены: семинарии находились «в ближайшем ведении» епархиального архиерея, но подчинялись напрямую новому центральному духовно-учебному органу – Учебному комитету, без посредства академических окружных правлений . С этого времени Святейший Синод ежегодно в начале июня издавал указ о количестве выпускников, которое каждая семинария могла официально направить в ту или иную академию. При формировании этого указа принимались во внимание, с одной стороны, пожелания академий: с другой – епархиальных и семинарских начальств, основанные на возможностях выпускников и потребностях епархии в кадрах с высшим духовным образованием.
Но преобразование средней духовной школы по Уставу 1867 г. растянулось на несколько лет (1867–1875), и приоритет в направлении своих выпускников в академии получали преобразованные семинарии. Кроме того, реформа имела свою специфику: если при действии старого Устава 1814 г. семинарии состояли из трех двухлетних отделений, то Устав 1867 г. требовал шесть одногодичных классов. При преобразовании каждое семинарское отделение делили на два класса в зависимости от успешности воспитанников: наиболее «продвинутые» студенты старшего отделения составляли 6-й класс, менее способные и ревностные – 5-й класс, точно так же воспитанники среднего отделения распределялись в 4-й и 3-й классы, воспитанники младшего отделения – во 2-й и 1-й. Таким образом, на протяжении нескольких лет после преобразования выпуски семинарий были неравноценными. Естественно, и Синод, и сами академии были заинтересованы в привлечении наиболее сильных семинарских выпускников, так что особенности переходного периода должны были приниматься во внимание.
Указом от 24 июля 1869 г. Синод вменял в обязанность академическому начальству при определении количества воспитанников, вызываемых в состав нового академического курса из той или иной семинарии, отдавать преимущество семинариям, уже преобразованным по новому Уставу . Указом же от 13 мая 1870 г. священноначалие подтверждало привилегии преобразованных семинарий, при этом побуждало Советы академий формировать новые курсы, прежде всего из выпускников семинарий, составлявших их прежние учебные округа, учитывая уровень конкретных выпусков. Таким образом, Воронежская ДС, преобразование которой было проведено только в 1874 г., (в числе последних), на какое-то время оказалась в положении наименее предпочтительной для академий. Ее воспитанников призывала преимущественно КДА, да и то лишь в нечетные годы, когда обучение завершали сильные классы. Так, КДА не вызвала ни одного воронежского семинариста ни в 1870, ни в 1872 г., ни в последующие четные года – вплоть до 1880 г., когда преобразованная Воронежская ДС завершила полный цикл . По нечетным же годам Совет КДА обычно вызывал из Воронежской ДС 2–3 воспитанников.
Остальные академии относились в эти годы к Воронежской ДС в смысле предложения ее выпускникам казенных мест примерно так же, хотя и не чувствовали за эту семинарию ответственности. Так, СПбДА на протяжении 1869–1882 гг. несколько раз вызывала по одному воронежскому семинаристу по нечетным – «сильным» – годам; МДА делала это более регулярно, причем иногда и двоих – разумеется, также по нечетным годам. Эту же линию выбрала и КазДА, пригласив в 1871 г. двух выпускников Воронежской ДС в состав нового курса. Ими стали лучшие выпускники семинарии того же года Орест Резанов и Петр Смирнов, вполне успешно окончившие академию в 1875 г. со степенью кандидата богословия и правом на получение магистерской степени без нового экзамена.
Одновременно Уставами 1860-х гг. было узаконено поступление в академии семинаристов-волонтеров, разумеется, только 1-го разряда (второразрядники были допущены в академии уже в революционном 1917 г.) Но длительное «выпадение» из современных правил обусловило и личную вялость выпускников Воронежской ДС: волонтеры отправлялись в академии в эти годы чрезвычайно редко. Лишь к концу 1870-х гг. в среде воронежских семинаристов вновь усиливается тяга к высшему духовному образованию, причем иногда неожиданно повышается привлекательность одной из академий. Так, например, в 1883 г. МДА окончило 5 воронежских семинаристов, причем один из них даже перевелся сюда из КДА – ко всей остальной компании. Возможно, это объясняется просто семинарским братством .
При разработке нового Устава духовных академий 1884 г. была предпринята попытка восстановить академические округа (практически не удавшаяся), поэтому во второй половине 1880-х гг. иногда вновь просматриваются некоторые преимущества Киевской академии для посланцев Воронежской ДС. Так, в 1885 г. Синод выделяет для посланцев Воронежской ДС четыре места – по одному в каждой из академий . Однако в 1887 г. для выпускников Воронежской ДС было выделено лишь два места, оба – в КДА ; в 1889 г. – три места: два – в КДА и одно – в МДА . Но в начале XX в. приоритет КДА окончательно уходит, и Синод назначает для официальных посланников Воронежа места в разных академиях: в один год – по одному месту в МДА, КДА, КазДА, в другой – в СПбДА, МДА, КДА и т. д.
Назначение того или иного выпускника семинарии для поступления в духовную академию еще не гарантировало самого поступления: надо было успешно пройти вступительные испытания. Если до 1869–70 гг. рекомендация семинарского Правления практически определяла судьбу посланника, то после этого рубежа вступительные экзамены принимались достаточно строго, как у волонтеров, так и у «посланников». Вступительные экзамены проводились в устной и письменной формах, состав их ежегодно определялся Советом академии, пока наконец определением Святейшего Синода от 27 февраля 1907 г. не был закреплен их единый состав для всех академий, хотя и с некоторой степенью свободы: «устные по Священному Писанию Ветхого и Нового Заветов, как двум отдельным предметам, догматическому богословию, всеобщей церковной истории (до разделения церквей) и одному из древних языков (по выбору экзаменующихся) и два письменные: одно (сочинение) по богословским предметам и другое по философским предметам с написанием одного поучения» .
Духовные академии традиционно не принимали в число студентов семейных лиц (как мирян, так и духовенство), исходя из принципа полного сосредоточения на учебном процессе. Поэтому выпускник семинарии, сразу после выпуска женившийся и принявший священный сан, мог получить высшее духовное образование лишь в случае вдовства. Примеры подобного пути в академию были и среди выпускников Воронежской ДС. Так, еще в 1835 г. в КДА поступил вдовый священник Марк Вицинский – выпускник Воронежской ДС 1829 г., в дальнейшем епископ Митрофан . Были такие случаи и в дальнейшем. В 1898 г. в КазДА подали документы сразу три воронежца: отправленный семинарским Правлением Николай Абрамов и братья Кушталовы (выпускник семинарии 1897 г. Николай и выпускник 1889 г. вдовый священник Петр – волонтеры) . Приемные испытания выявили пробелы в знаниях воронежских волонтеров: Николай, получив по Священному Писанию Ветхого Завета «2», не был принят в академию; о. Петр же, хотя и получил по сочинению по философии «3», был зачислен в число студентов 28-м по списку . Усердие и священническая добросовестность имели результат: через четыре года о. Петр окончил академический курс 3-м по разрядному списку кандидатом-магистрантом .
Не менее успешным представителем белого духовенства был выпускник Воронежской ДС (1895) и КДА (1909) священник Тимофей Лященко – будущий инспектор академии, а с 1924 г. епископ Берлинский и Германский Тихон. Он окончил академический курс 2-м по разрядному списку, был оставлен профессорским стипендиатом и пополнил преподавательскую корпорацию КДА . Исследование жизни и наследия святителя Кирилла Александрийского, представленное о. Тимофеем Лященко в качестве магистерской диссертации , удостоилось похвального отзыва Мартина Жужи, известного знатока восточной литературы, «открывавшего» ее для мирового научного сообщества .
Следует, наконец, отметить особую ситуацию с абитуриентами академий последних предреволюционных лет. Летом 1915 г., ввиду сложностей военного времени, Святейший Синод принял решение о зачислении в духовные академии семинаристов 1-го разряда без вступительных испытаний, по конкурсу аттестатов . В академии ринулось множество семинаристов, не решавшихся поступать в академии в прошлые годы или претерпевших при поступлении неудачу. Так, из воронежцев в КДА, кроме назначенного Правлением Бориса Прозоровского, подал заявление выпускник 1891 г. Николай Поликарпов , в КазДА – выпускник 1900 г. священник Василий Ижогин, имевший на момент поступления 37 лет от роду, 15-летний опыт епархиальной службы, из них 11 – в священном сане .
Если говорить об общей статистике воронежцев-академистов, то, как уже было сказано выше, она еще может быть отчасти скорректирована, хотя все опубликованные и неопубликованные источники, выявленные на настоящий момент, были обработаны. Далеко не всегда в журналах и протоколах академических Советов указывается семинария, взрастившая того или иного абитуриента, поэтому для полного выявления статистики приходится поднимать не только списки поступивших в академии, но иногда и личные дела. Да и в существующих указаниях встречаются ошибки, так что приходится привлекать и данные по самой семинарии. Особую сложность составляют последние наборы (после 1915 г.): печатных вариантов журналов академических Советов нет, не везде сохранились и архивные. Еще сложнее определить, кто из поступивших в эти годы окончил академию. Укажем лишь один пример: поступивший в 1916 г. в МДА выпускник Воронежской ДС того же года Михаил Александрович Снежков, отлично закончив 1-й курс, через год попросил увольнения из академии по семейным обстоятельствам и возвращения ему всех документов . Ситуация вполне понятная: на дворе стоял 1918 г. Но такие факты можно найти только в личных делах.
Так что на настоящий момент можно привести следующие данные по выпускникам Воронежской ДС, поступившим или поступавшим в духовные академии. Так, КДА окончили 160 выпускников Воронежской ДС, начинали учиться или поступали в нее еще более 20 воронежцев. СПбДА дала полное высшее духовное образование 65 воронежцам, так или иначе связаны с ней были еще 18. МДА окончили 52 выпускника Воронежской ДС, подавали документы или начинали учиться в ней еще 12. Наконец, «младшая» – КазДА – полноценно включила в «духовную ученость» 19 выпускников Воронежской ДС, связаны с ней на начальных шагах были еще около 10. Конкретные же судьбы студентов, не окончивших академии, а оставивших учебный курс, требуют дополнительного исследования.
* * *
2. Проанализируем темы кандидатских и магистерских диссертаций выпускников Воронежской ДС – их первого самостоятельного вклада в «духовную ученость». В Уставе духовных академий 1814 г. ничего не говорилось о выпускной диссертации, как необходимом условии для получения ученой степени – в качестве таковой могло быть представлено любое из сочинений, написанных в течение выпускного года. Поэтому в первые годы деятельности преобразованных духовных академий при выпуске выбиралось одно или несколько из наиболее успешных «рассуждений», свидетельствовавших об определенной богословской эрудиции автора, умении мыслить, оперировать богословскими понятиями и четко придерживаться православного учения.
Однако и в это время на соискание магистерской степени представлялись иногда работы, обращавшие на себя особое внимание и свидетельствовавшие об исследовательских талантах их авторов. Так, уже упомянутый протоиерей Стефан Сабинин – лучший ученик знаменитого петербургского гебраиста протоиерея Герасима Павского – еще на школьной скамье сделал перевод книги Иова с еврейского на российский язык, заслуживший высокую похвалу самого Павского. Выпускное же сочинение отца Стефана 1821 г. о книге «Песнь Песней» не только дало автору ма¬гистерскую степень, но было сразу же напечатано под заглавием: «В каком смысле должно разуметь книгу Песнь Песней и что она содержит?» .
Первый раз вопрос о выпускных сочинениях, как важном показателе полученного духовно-академического образования, встал в 1825 г. Священноначалие – прежде всего в лице митрополитов Новгородского и Санкт-Петербургского Серафима (Глаголевского) и Киевского Евгения (Болховитинова) – выразило сомнение в правильном ходе образования в духовных академиях. Это сомнение вызвало в академиях «неблагоприятное для учения уныние и недоумение о том, чем недовольно начальство и чего оно желает от училищ», но лучшим свидетельством было сочтено представление «ученых результатов», то есть выпускных диссертаций . С этого времени выпускные диссертации фиксировались, а сочинения выпускников 1-го разряда – потенциальных магистров – представлялись в Синод. Интересно, что от каждого выпускника КДА в эти годы представлялось по две работы – одна на русском языке, другая – на латинском.
Так, выпускниками-воронежцами 1827 г. этой академии были представлены следующие сочинения: Федором Шимкевичем – «Археологическое рассуждение о просвещении древних евреев или об успехах в изящных искусствах и науках» и «De fatis Theologicarum scientiarum in Rossia a propagatione in ea Religionis Christianae ad nostra usque tempora»; Петром Михайловым-Понятовским – «О начале происхождения иудейских жертвоприношений» и «De legitima iciunii Ecclesiastice institutione»; Алексеем Минервиным – «О важности отцов Церкви в отношении к догматам веры и правилам нравственным» и «De gratia universalitate»; Павлом Лебедевым – «Рассуждение о необходимости откровения» и «De invocatione sanctorum»; Иваном Дьяковым – «Рассуждение о причинах идолопоклонства» и «De insuffientia naturalis Religionis ad beatitudinem oternam hominis» .
Заметим, что русскоязычная диссертация Федора Шимкевича – блестящего знатока не только европейских, но и древних восточных языков – не только дала автору 2-е место в магистерском разрядном списке, но была опубликована в «Журнале Министерства народного просвещения» . Митрополит Киевский Евгений (Болховитинов) – очень строгий в оценках студенческих работ, рассматривая это сочинение, был поражен необыкновенной начитанностью автора, его историческими и словесными познаниями, умению выявлять истинные научные причины тех или иных исторических явлений .
Статус выпускного сочинения постепенно повышался, и к концу 1830-х – началу 1840-х гг. оно имело уже очень большое значение при присуждении выпускной степени. При этом следует отметить еще одну тенденцию: выпускные диссертации в это время начинают писаться на актуальные темы, хотя далеко не всегда. В этом отношении можно привести пример выпускника Воронежской ДС и СПбДА 1841 г. Александра Мишина, представившего при выпуске работу «О Святом Духе» . Сейчас может вызвать недоумение – что может сказать нового по этому вопросу, да еще в столь широкой формулировке, неопытный выпускник академии? Но учет исторического контекста снимает вопрос: в начале 1840-х гг. на территории Российской империи активизировалось католичество, так что вопрос о filioque был вполне актуален.
Ситуация с выпускными сочинениями радикально меняется в 1869 г.: магистерская и кандидатская степени разделяются во времени, кандидатская диссертация пишется теперь на 3-м курсе, 4-й же выпускной, выделяется для узкой специализации и написания магистерской диссертации. К последней предъявляются серьезные научные требования: она должна быть опубликована в виде монографии и публично защищена со всеми сопровождающими элементами: допуск к защите через рецензентов, публичный диспут с оппонентами … Общая тенденция – понижение статуса кандидатских и уменьшение количества магистерских диссертаций – характерны и для воронежских представителей. Тем не менее и кандидатский уровень захвачен научным порывом: на смену «духовной учености», понимаемой как богословский энциклопедизм, и «рассуждениям» приходит «специальное критическое исследование». Все эти тенденции ярко отражают введение в российской духовной школе новой образовательной модели – «ун-та исследования», главным принципом которого была неразрывная связь образования с исследованием, причем как для учащих, так и для учащихся. И хотя этот Устав просуществовал всего 15 лет, и в 1884 г. отчасти было восстановлено старое положение дел – кандидатские диссертации вновь завершали весь четырехлетный учебный курс, а магистерские оказались вынесены за его пределы – идея исследования не была ослаблена.
Что можно сказать о тематике кандидатских диссертаций воронежцев в эту эпоху? Какие-то заметные тенденции выявить довольно сложно: как и все студенты, выпускники Воронежской ДС руководствовались личным интересом, который проявлялся в течение учебного академического курса, поэтому в их работах так или иначе представлена вся научно-богословская палитра. Однако тематическая систематизация позволяет все же выявить некоторые приоритеты.
Среди чисто богословских тем – хотя об этом, конечно, надо говорить с большой осторожностью – некоторый приоритет имеет библеистика, причем как Ветхого, так и Нового Заветов. Здесь и привычные темы по изучению какой-либо конкретной библейской книги или отдельной темы , и вопросы библейско-исторического характера , и работы, которые лишь отчасти можно отнести к библеистике – например, попытки сопоставить библейскую картину происхождения мира и человека с современными научными утверждениями: «Равноправность человеческих полов перед судом Священного Писания и науки»; «Космогония Моисея в сравнении с новейшим естествознательным учением о происхождении Солнечной системы» и др.
Вторым направлением, которое можно назвать приоритетным для выпускников Воронежской ДС, являлось нравственно-богословское – особенно это заметно в СПбДА начиная с 1894 г., когда кафедру нравственного богословия занял А. А. Бронзов. Так, у этого профессора писали диссертации воронежцы: выпускник СПбДА 1895 г. Григорий Болдырев – о нравственном учении святителя Феофана Затворника; выпускник 1896 г. Евтихий Воскресенский – о нравоучительных системах епископа Иннокентия (Смирнова) и профессора СПбДА протоиерея Иоакима Кочетова; выпускник 1901 г. Иван Козлов – о нравственных идеалах славянофилов; выпускник 1904 г. Григорий Прохоров – о нравственном чувстве как таковом; выпускник 1911 г. священник Валентин Федоровский – о христианском учении о высшем благе; выпускник 1912 г. Алексей Ермолаев – о православно-христианском понимании смертной казни; его однокурсник Павел Попов – о христианском смирении… К сожалению, ни одно из этих сочинений не сохранилось, но об их содержании можно судить по отзывам самого профессора А. А. Бронзова . Повышенный интерес к нравственным проблемам определялся, конечно, самой эпохой 1890–1910-х гг.
Привлекала воронежских выпускников и пастырская тематика: «О пастырском служении по учению Григория Богослова», «Пастырь и пастырство в допетровской Руси», «Значение Оптинского старчества для духовнической практики русского пастырства» и др.
Наконец, заметный интерес вызывают у выпускников Воронежской ДС инославные учения, причем во второй половине XIX – начале XX в. преимущественно протестантские: «Методизм американской церкви», «История протестантской проповеди», «Изложение и разбор учения Цвингли об источниках христианского вероучения», «Учение Лютера о Церкви» и др.
Немало работ воронежцев по словесности – несмотря на то, что Святейший Синод неоднократно издавал строгие указы о необходимости писать работы исключительно на богословские темы, изучение памятников церковной словесности было «проходным вариантом». При этом палитра – и временная, и жанровая – очень широка: русские духовные стихи о начале и конце мира, религиозные идеи и идеалы в исторических повестях татарской эпохи, «Псалтирь митрополита Киприана», сборник проповедей XVII века «Статир», романтизм В. А. Жуковского, нигилистическое направление в русской литературе .
У воронежцев и в целом заметна любовь и интерес к тексту, к слову: это сказывалось и на достижениях «вершин» – достаточно вспомнить «Корнеслов» Ф. С. Шимкевича, и на общем уровне выпускников Воронежской ДС. Отчасти это можно объяснить активной литературной жизнью Воронежа, вне которой не могла пребывать, разумеется, и духовная семинария. Так, в 1820–1830-х гг. семинария была тесно связана с литературным кружком А. П. Серебрянского и А. В. Кольцова. В последующие годы литературная деятельность в Воронеже концентрировалась вокруг журнала «Филологические записки» (1860–1917) – далеко не обычного для губернского города, хорошо известного не только в России, но и за рубежом. В круг авторов этого журнала были включены и преподаватели, и выпускники, и студенты семинарии. Но, конечно, у каждого выпускника были те или иные дополнительные причины этих предпочтений.
Не избегали воронежцы-академисты и общих тенденций времени: так, в их кандидатских диссертациях начала XX в. заметны три активных направления: интерес к вне-академической религиозной философии , зачатки религиоведческого направления, хотя и с апологетической направленностью , и «христианство и обществово» – например, «Христианское учение о земном обществе, его природе, условиях жизни в нем и конечной его цели» и т. д. Как здесь не вспомнить духовно-учебную присказку: «Каждый семинарист хочет быть философом и петь басом».
Было у воронежских студентов и желание противостоять негативным явлениям, охватывающим русское общество: сектантским движениям, неверию. Это желание всячески поддерживалось епархиальным и семинарским начальством, особенно, если возлагались надежды на дальнейшую деятельность выпускника семинарии в епархии, где вопрос противостояния сектантству был очень актуален. Так, выпускник Воронежской ДС 1883 г. Павел Оболенский, направленный в КазДА, по собственному влечению и заданию епархиального начальства специализировался у знаменитого казанского расколоведа и сектоведа Н. И. Ивановского. Оболенским была написана кандидатская диссертация по русским рационалистическим сектам , а по окончании академии он был определен в родную семинарию на кафедру истории и обличения раскола. Интересно, что целенаправленная деятельность П. П. Оболенского, собираемый им материал и совершенствование в его осмыслении имело как практические, так и научные результаты. Окончивший академию по 2-му разряду, П. П. Оболенский сумел не только переработать свою кандидатскую диссертацию до уровня магистерской, но и сдать необходимые экзамены, публично защитить в академии диссертацию и получить за нее не только степень магистра богословия, но и премию митрополита Макария от Святейшего Синода .
Выпускник Воронежской ДС 1912 г. Василий Нарцев на последнем курсе той же КазДА в кандидатской диссертации пытался противостать «резко-отрицательному и дерзко-кощунственному отношению к церковному быту со стороны рационалистических и мистических сект, а также Л. Толстого и современной интеллигенции» . Рецензенты, хотя и высказали немало замечаний к научной и логической сторонам этого труда, единодушно отметили «благонастроенность автора, преданность его Церкви», его понимание и переживание «глубины, красоты и благодатной одухотворенности ее богослужебного чина» и скорбь «об отрицательно относящихся ко всему этому наших невежественных сектантов и сектантствующих лицах нашей интеллигенции» .
Особый интерес, конечно, представляют работы воронежцев по местной церковной истории, в которых представители той или иной семинарии всегда были сильны. Такие кандидатские работы есть и, хотя их комплекс не поражает, возможно, своей обширностью, на них следует обратить внимание. Относятся они к 1880–1910-м гг., когда кандидатские диссертации утвердились в статусе не «рассудительных», а «исследовательских». Прежде всего внимание воронежских «академистов» привлекали личности и наследие воронежских и задонских святых. Так, выпускники СПбДА Антон Федотов (1887) и КазДА Николай Смирнов (1889) представили при выпуске одноименные кандидатские диссертации, посвященные проповеднической деятельности святителя Тихона Задонского . Такое совпадение вполне объяснимо: интерес к «своему» святому, с одной стороны, недостаточная скоординированность академий между собой с другой. Высоких похвал рецензентов удостоилось исследование выпускника КДА Тихона Попова (1900), посвященное святителю Тихону Задонскому и всему его наследию, переросшее в дальнейшем в магистерскую диссертацию . В дальнейшем, правда, когда протоиерей Тихон Попов в 1920-х гг. примкнул к обновленческому движению, ректор КДА Преосвященный Василий (Богдашевский) с горечью отмечал, что, несмотря на научную состоятельность исследования, оно имела существенный ущерб: «пишущие о Тихоне Воронежском, духа которого вы совершенно не уразумели!» . Вклад в это направление был внесен в последние предреволюционные годы и также выпускниками КДА: в 1915/1916 уч. г. Александр Матвеев решился изучить аскетические воззрения преподобного Георгия Затворника Задонского , а в 1916/1917 уч. г. священник Михаил Анохин – жизненный путь и церковное служение одного из самых почитаемых Воронежских архиереев Преосвященного Антония (Смирницкого), пребывавшего на Воронежской и Задонской кафедре в 1826–1846 гг. .
Однако научное внимание выпускников Воронежской ДС привлекали не только святые подвижники, но и церковные реалии родной епархии. Так, выпускник КДА 1887 г. Михаил Нечаев представил в качестве кандидатской диссертации историко-статистическое описание церквей и приходов одного из благочиннических округов Воронежской губернии» . В 1897/1898 г. выпускник КазДА Владимир Никитин провел исследование по Задонскому Богородицкому монастырю . Особенный интерес и понимание «духа» изучаемой обители были обусловлены тем, что автор диссертации, являясь сыном священника Задонского уезда, с детства был связан с ее святынями . Наконец, следует обратить внимание на кандидатскую диссертацию выпускника СПбДА (1908), а в будущем преподавателя Воронежской ДС и известного краеведа Тихона Олейникова, опубликованную автором через пять лет после окончания академии .
Наконец, говоря о вкладе выпускников Воронежской ДС в развитие «духовной учености», следует с большей пристальностью обратиться к трудам наиболее талантливых и успешных из них, то есть тех, кто по окончании академии активно трудился на ученом поприще. Подробное изучение их наследия и деятельности не может быть охвачено в одной статье – это целый проект, реализация которого только начинается. Здесь лишь отметим тех, кто представлял на суд академий свои научные изыскания для соискания высших ученых степеней – магистерских и докторских.
Как уже было сказано, после 1869 г. магистерских диссертаций, превратившихся из учебных в ученые труды, было немного. Тем не менее Воронежская ДС была представлена в этом сонме девятью выпускниками. Четверо из них окончили КДА и там же защитили магистерские диссертации: В. Д. Попов (дис. «Возвращение иудеев из плена Вавилонского и первые годы их жизни в Палестине до прибытия Ездры» (Киев, 1905)) и его брат – упомянутый священник Тихон (дис. «Святитель Тихон и его произведения» (М., 1916)); их коллега по академии А. И. Чекановский (дис. «К уяснению учения о самоуничижении Господа нашего Иисуса Христа. Изложение и критический разбор кенотических теорий о Лице Иисуса Христа» (Самара, 1909)); уже упоминаемый священник Тимофей Лященко (дис. «Святой Кирилл, архиепископ Александрийский. Его жизнь и деятельность» (Киев, 1913)). По два воронежских выпускника получили образование и представили магистерские диссертации в МДА и КазДА. В МДА это П. Ф. Полянский – будущий Патриарший Местоблюститель и священномученик Петр (дис. «Первое послание св. Апостола Павла к Тимофею. Опыт историко-экзегетического исследования» (Сергиев Посад, 1897)) и К. Н. Сильченков (дис. «Прощальная беседа Спасителя с учениками. Ин. XIII: 31 – XVI: 33. Опыт истолкования» (Харьков, 1895)). В КазДА – А. В. Говоров (дис. «Св. Григорий Богослов как христианский поэт» (Казань, 1886)) и упомянутый выше П. П. Оболенский. Наконец, один выпускник Воронежской ДС получил магистерскую степень от СПбДА – Г. В. Прохоров (дис. «Нравственное учение св. Амвросия, епископа Медиоланского» (СПб., 1912)). При этом В. Д. Попов, А. И. Чекановский, священник Тимофей Лященко (архимандрит Тихон), А. В. Говоров и Г. В. Прохоров пополнили профессорские корпорации тех академий, в которых защитились.
Следует, конечно, отметить и докторское достоинство одного из самых знаменитых питомцев Воронежской ДС (1861) архиепископа Димитрия Самбикина. Преосвященный Димитрий окончил СПбДА в 1865 г. со степенью магистра богословия, а спустя почти 40 лет – в марте 1904 г. – родная академия почтила его «многолетнюю и ценную учено-литературную деятельность» степенью доктора церковной истории. В отзывах академических профессоров, кроме выделения главных научных достижений «неутомимого труженика» в области церковной археологии, церковного краеведения, агиологии, было отмечено очень важное «счастливое обстоятельство», немало значившее в формировании будущего ученого. По окончании академического курса учения он был назначен на службу в родную епархию, в вырастившую его семинарию (1866–1872), а затем еще раз возвратился в нее уже в статусе ректора (1881–1886). Церковная история родного края, которую он знал, любил, чувствовал не только умом, но и сердцем, дала творческий импульс, который и в дальнейшем позволял Преосвященному Димитрию «понять местные церковные интересы, войти в тесную связь с местными тружениками науки, послужить и своим трудом, и своим влиянием делу местной церковной истории и археологии» .
* * *
Таким образом, значимость вклада воронежцев-академистов в отечественную «духовную ученость» во всех ее областях и на всех этапах не вызывает сомнения. Однако все данные – как статистические, так и содержательные – требуют уточнения, дополнения, углубления; тем паче, необходимо доскональное изучение дальнейших судеб выпускников Воронежской ДС, окончивших высшую духовную школу. Хочется выразить надежду, что несмотря на все сложности этого дела, 270-летний юбилей Воронежской духовной семинарии, если и не ответит на все вопросы, все же явится важной вехой в реализации этой научной перспективы.